На поединке Кургиняна с Гозманом Сергей Ервандович дал представление о том, что говорил Гегель о категориях господства и рабства. Правда поясняющий пример взят из нашей жизни - встреча самолетов. А вот что писал сам Гегель о господстве и рабстве в "Феноменологии духа".
Гегель исследовал как проявляется самосознание. Он пишет:
"Но проявление себя как чистой абстракции самосознания состоит в том, чтобы показать себя чистой негацией своего предметного модуса, или показать себя несвязанным ни с каким определенным наличным бытием, не связанным с общей единичностью наличного бытия вообще, не связанным с жизнью. Это проявление есть двойное действование: действование другого и действование, исходящее от самого себя. Поскольку это есть действование другого, каждый идет на смерть другого. Но тут имеется налицо и второе действование - действование, исходящее от самого себя, ибо первое заключает в себе риск собственной жизнью. Отношение обоих самосознаний, следовательно, определено таким образом, что они подтверждают самих себя и друг друга в борьбе не на жизнь, а на смерть. - Они должны вступить в эту борьбу, ибо достоверность себя самих, состоящую в том, чтобы быть для себя, они должны возвысить до истины в другом и в себе самих. И только риском жизнью подтверждается свобода, подтверждается, что для самосознания не бытие, не то, как оно непосредственно выступает, не его погруженность в простор жизни есть сущность, а то, что в нем не имеется ничего, что не было бы для него исчезающим моментом, - то, что оно есть только чистое для-себя-бытие. Индивид, который не рисковал жизнью, может быть, конечно, признан личностью, но истины этой признанности как некоторого самостоятельного самосознания он не достиг. Каждое должно в такой же мере идти на смерть другого, в какой оно рискует своей жизнью, ибо другое для него не имеет большего значения, чем оно само; его сущность проявляется для него как нечто другое, оно - вовне себя; оно должно снять свое вовне-себя-бытие; другое есть многообразно запутанное и сущее сознание; оно должно созерцать свое инобытие как чистое для-себя-бытие или как абсолютную негацию.
<...>
В этом опыте самосознание обнаруживает, что жизнь для него столь же существенна, как и чистое самосознание. <...> благодаря ему выявлено чистое самосознание и сознание, которое есть не просто для себя, а для другого [сознания], т. е. оно есть в качестве сущего сознания или сознания в виде вещности. Оба момента существенны; так как они на первых порах неравны и противоположены и их рефлексия в единство еще не последовала, то они составляют два противоположных вида сознания: сознание самостоятельное, для которого для-себя-бытие есть сущность, другое - несамостоятельное, для которого жизнь или бытие для некоторого другого есть сущность; первое - господин, второе - раб.
Господин есть сознание, сущее для себя, но уже не одно лишь понятие сознания, а сущее для себя сознание, которое опосредствовано с собой другим сознанием, а именно таким, к сущности которого относится то, что оно синтезировано с самостоятельным бытием или с вещностью вообще. Господин соотносится с обоими этими моментами: с некоторой вещью как таковой - с предметом вожделения, и с сознанием, для которого вещность есть существенное;
Господин относится в рабу через посредство самостоятельного бытия, ибо оно-то и держит раба;
это - его цепь, от которой он не мог абстрагироваться в борьбе, и потому оказалось, что он, будучи несамостоятельным, имеет свою самостоятельность в вещности. Между тем господин властвует над этим бытием, ибо он доказал в борьбе, что оно имеет для него значение только в качестве некоторого негативного; так как он властвует над этим бытием, а это бытие властвует над другим, [над рабом], то вследствие этого он подчиняет себе этого другого. Точно так же господин соотносится с вещью через посредство раба; раб как самосознание вообще соотносится с вещью
также негативно и снимает ее; но в то же время она для него самостоятельна, и поэтому своим негативным отношением он не может расправиться с ней вплоть до уничтожения, другими словами, он только обрабатывает ее.
Напротив того, для господина непосредственное отношение становится благодаря этому опосредствованию чистой негацией вещи или потреблением; то, что не удавалось вожделению, ему удается - расправиться с ней и найти свое удовлетворение в потреблении. Вожделению это не удавалось из-за самостоятельности вещи, но господин, который поставил между вещью и собой раба, встречается благодаря этому только с несамостоятельностью вещи и потребляет ее полностью; сторону же самостоятельности [вещи] он предоставляет рабу, который ее обрабатывает.
<...>
Точно так же здесь налицо и второй момент, состоящий в том, что это делание второго сознания есть собственное делание первого, ибо то, что делает раб, есть, собственно, делание господина; для последнего только для-себя-бытие есть сущность; он - чистая негативная власть, для которой вещь - ничто, и, следовательно, при таком положении он есть чистое существенное делание; раб же есть некоторое не чистое, а несущественное делание.
То есть мы видим, что господин становится господином, пережив вызов смерти, доказав, что его жизнь не связана с наличным бытием, т.е. он выступает как господин этого бытия.
Гегель: господин и раб. Небольшой параграф в главе «Самосознание» («Феноменология духа»), который, как мне кажется, является зерном всей философии великого немца. «Всемирная философия – прогресс в сознании свободы». Прогресс в познании мира, но главным образом в познании человеком собственной природы и установлении разумных общественных отношений.
Одно самосознание встречает другое самосознание, встречаются множество самосознаний, и отношения между ними устанавливаются в зависимости от высоты развития каждого из них. От смелости, готовности умереть за свое «я», за свою самость. Устанавливаются вследствие непрерывных конфликтов и войн. Происходит постепенное взаимопризнание. Возникшая политическая власть насильственных способом поддерживает иерархию отношений. Отношения, определяемые преимущественно физической силой, смелостью перерастают в отношения, определяемые преимущественно умственными способностями. А далее развитие самосознаний приводит к тому, что значительную роль начинает играть и нравственный элемент. Усложняется общественная жизнь. К тому, что все самосознания по своей сути равноценны, впервые приходит христианство. Восток знал, говорит Гегель, что свободен один (деспот), античный мир знал, что свободны некоторые, христианство принесло в мир мысль, что в себе, по зерну, по природе свободны все. Вершина исторического прогресса – когда каждый человек станет свободным не только в себе, но и для себя, не только в возможности, но и в действительности.
Сознание вышло из сферы, где субъект и объект познания были разделены, и вошло в сферу, где оно стало своим объектом. Но чтобы знать, что оно такое, оно должно проделать свои опыты над самим собой. Эта самость должна стать предметом для себя, она должна обнаружиться как сила, проявиться, как внутреннее она должна выполнить законы своей сущности, короче говоря, она должна обнаружиться в своей деятельности, то есть действовать практически. Мир вещей остался в сознании как момент, а сами вещи стали объектом вожделения, то есть поглощения. Но когда самосознание (уже не сознание) встретило не просто вещь, которую можно употребить без сопротивления с ее стороны, а другое самосознание, то возникла проблема взаимоотношения с ним. Борьба самосознаний возникла естественно, как борьба за первенство, ибо это в природе человека. Самый крайний ее вариант – борьба не на жизнь, а на смерть, который разрешается тем, что одна из сторон, из-за страха смети, признает себя покоренной, готовой служить покорившей стороне. Так появляются господин и раб. Грубое физическое рабство, политическое рабство, духовное рабство в истории – следствие этой борьбы не на жизнь, а на смерть.
Но уже в страхе смерти сознание раба, ощутив власть своего абсолютного господина, получает первый импульс к освобождению. «Оно внутренне растворилось в этом страхе, оно все затрепетало внутри себя самого, и все незыблемое в нем содрогнулось. Но это чистое общее движение, превращение всякого устойчивого существования в абсолютную текучесть, есть простая сущность самосознания, абсолютная негативность, чистое для-себя-бытие». Сознание становится для-себя-бытием. Раб трудится, а господин удовлетворяет свое вожделение и потребляет вещи, которые обрабатывает раб, изменяет их, придает им новую форму. В труде раб образует себя, развивает свое самосознание и приходит к для-себя-бытию, приходит к осознанию себя как самости, как самостоятельного «я». «Снимает свою привязанность к естественному наличному бытию и отделывается от него» (arbeitet dasselbe hinweg). И возвышается над вещами, над жизнью ради вещей. «Таким образом, в силу этого обретения себя вновь благодаря себе самому для-себя-бытие становится собственным смыслом именно в труде, в котором, казалось, заключался только чужой смысл». Самосознание господина становится чисто потребительским и зависимым, самосознание раба – образующим и самостоятельным, становится для-себя-бытием. «Господство показало, что его сущность есть обратное тому, чем оно хочет быть, так, пожалуй, и рабство в своем существовании становится скорее противоположностью тому, что оно есть непосредственно». Осуществляется библейское изречение: «Страх перед господином есть начало мудрости».
О роли страха для развития самосознания Гегель продолжает мысль: «Если сознание формирует, не испытав первого абсолютного страха, то оно – только тщеславный собственный смысл… Если оно испытало не абсолютный страх, а только некоторый испуг, то негативная сущность (смерть как абсолютный господин – С. К.) осталась для него чем-то внешним, ее субстанция не прониклась ею насквозь. Так как не вся полнота его естественного сознания была поколеблена, то оно в себе принадлежит еще определенному бытию; собственный смысл (der eigene Sinn) есть своенравие (Eigensinn), свобода, которая остается еще внутри рабства». Все это относится к рабу.
Но в какой мере это относится к человеку, над которым не стоит господин? И свободный человек живет в страхе перед природой – роковые болезни, грозящие катастрофы, в страхе перед случайной смертью, в страхе перед политическим режимом, законы которого надо исполнять. И все эти страхи говорят: работай, работай, не покладая рук, придумывай средства, чтобы не умереть от рака, СПИДа, чтобы не возродились чума и холера, думай над тем, как уберечь себя от несчастного случая, от очередного наводнения. А сколько социальных страхов мы переживаем! Боюсь, что меня уволят. Вот придут к власти нацисты. Вот вернутся большевики. Полностью освободиться от страха могут лишь немногие. Заповедь самурая: «Сражайся так, как если бы тебя уже убили!» То есть не бойся смерти. Самураи внушали себе бесстрашие и сражались самоотверженно. Без страха перед смертью умирают камикадзе. Без страха умирают люди, которые не чувствуют опасности, не понимают ее, точнее сказать, не успевают почувствовать ее. В основном это дети. Однако «Помни о смерти!» – учит древняя мудрость. И эту максиму, думаю, следует усвоить.
Как развивалось положение господина и раба в реальной истории? Конечно, господин и раб не менялись местами (это возможно лишь в сознании), однако их отношения принимали разную форму, изменяли качество, «совершенствовались». Имели (и имеют) место рецидивы классического рабства. Далее, на протяжении всей истории практиковался смягченный вид рабства – крепостничество: прикрепляли граждан к производству и к земле. И наказывали отступников. В XX веке политики использовали рабов в специальных лагерях в качестве тягловой силы, это был жесточайший вариант угнетения, который не поднимал самосознания угнетенных, но культивировал их ненависть к палачам или опускал до уровня животного. Воскресенье, 23 января 2012 года.
КОЖЕВ (Kojéve) Александр (наст. имя Кожевников Александр Владимирович) (11 мая 1902, Москва – 4 июня 1968, Брюссель) – французский философ русского происхождения. В начале 1920 покидает Россию, изучает в Берлине и Гейдельберге философию и восточные языки; в 1926 защищает диссертацию о философии всеединства Вл. Соловьева под руководством К.Ясперса . С 1927 живет во Франции, в 1938 получает французское гражданство. С 1933 по 1939 читает курс «Введение в чтение Гегеля» в Практической школе высших исследований. Во время оккупации принимает активное участие в движении Сопротивления. После войны работает в Министерстве внешнеэкономических связей, участвует в разработке важных экономических и политических договоров (ЕЭС, ГАТТ и др.).
Философское учение Кожева чаще всего квалифицируется как одна из разновидностей неогегельянства . Собственная доктрина Кожева действительно скрыта за интерпретацией «Феноменологии духа», а диалектика Гегеля рассматривается им как вершина и предел развития философской мысли. Вместе с тем гегелевская система радикально пересматривается им под несомненным влиянием Маркса и Хайдеггера, а некоторые исходные интуиции Кожева восходят к его увлечению буддизмом хинаяны. В рукописи 1931, озаглавленной «Атеизм», им сформулированы все основные тезисы атеистического экзистенциализма. Ключом к интерпретации гегелевской философии для него является понятие времени, истолкованное в духе «Бытия и времени» Хайдеггера. Кожев отбрасывает не только философию природы Гегеля, но и его учение об абсолютном духе. Диалектично только конечное человеческое существование, экзистенция наделена способностью самоотрицания и отрицания любой предзаданной сущности. Природные характеристики не отвергаются вообще (Кожев склоняется к онтологическому дуализму), но они входят в человеческую реальность только как возможности отрицания и выбора. В курсе 1933–39 Кожев пользуется следующей метафорой: если взять кольцо, то оно определяется не только свойствами того металла, из которого изготовлено, но также формой, являющей пустой круг внутри. Эта пустота и есть человеческая реальность, которая не зависит от заданных природных характеристик. Свободное и отрицающее себя существование образует своего рода «дыру» в неизменном природном бытии – эта идея станет фундаментом всей онтологии Ж.-П.Сартра . Отличие философии Кожева от экзистенциализма заключается в понимании истории как рационального и закономерного процесса.
Человеческое существование есть отрицание собственной животной природы. В обществе вожделение (гегелевское Begierde) превращается в «борьбу за признание» – человечность каждого существа зависит от признания его другими. В результате борьбы один становится Господином, другой – под страхом смерти – Рабом. «Диалектика господина и раба» из «Феноменологии духа» выступает как фундамент философии истории Кожева. Господин доказывает свою человечность в схватке не на жизнь, а на смерть; он преодолевает инстинкт самосохранения. Но за пределами поля боя его жизнь не является человеческой, поскольку он предается наслаждениям и находится за пределами истории. Он не получает и подлинного признания, поскольку таковое со стороны Раба не является свободным признанием. «Господство есть экзистенциальный тупик. Господин способен либо оскотиниться в наслаждении, либо погибнуть на поле боя, но он не может жить сознательно, являясь удовлетворенным сущим» («Introduction à la lecture...», p. 174–75). Овладение силами природы, ее познание и практическое преобразование реализуются не Господином, а Рабом. В труде и борьбе Раба осуществляется преодоление не только инстинкта самосохранения – собственная животность и фактичность природы преодолеваются с помощью производства, науки, техники. Конечным пунктом этого процесса является тотальная трансформация природы в соответствии с человеческими потребностями и преображение самого человека в Мудреца, способного решать все рационально поставленные проблемы. Уничтожение царства Господина посредством революции является исторической необходимостью и предпосылкой такого преображения. Результат революции – синтез Господина и Раба в Гражданине, признаваемом всеми прочими гражданами универсального и гомогенного государства. Политико-правовые аспекты этого процесса были описаны Кожевом в работе «Очерк феноменологии права» (1943, опубл. посмертно в 1981).
История мыслится Кожевом как тотальность: у нее имеется начало и неизбежный конец. Политическая история завершается универсальным и гомогенным государством, в котором нет войн и революций, борьбы «за место под солнцем» между индивидами, группами, государствами. Но «конец истории» означает для Кожева исчезновение человека. Полное подчинение природы и удовлетворение всех мыслимых желаний, прекращение борьбы – все это характеризует уже не человека, но какое-то иное существо. Человеческое бытие определяется нехваткой, вожделением и борьбой. Поэтому оно исторично, а конец истории означает и «смерть человека». Человечество уже вступило в эпоху «пост-истории». Гегель, по мнению Кожева, правомерно связал этот переход с Французской революцией и Наполеоном. Войны и революции 19–20 вв. ведут лишь к расширению царства Гражданина. Если в 1930–40-е гг. Кожев видел в «конце истории» наступающее царство Мудреца, то последующие его взгляды можно охарактеризовать как пессимистические – надвигается «животное царство» удовлетворенных и самодовольных потребителей, время «последнего человека».
Данная Кожевом интерпретация гегелевской философии занимает важное место во французской философии 20 в. Слушателями его курса были Р.Арон , Ж.Батай , Р.Кено, П.Клоссовски , Ж.Лакан , М.Мерло-Понти и др. Экзистенциализм, гегельяно-марксизм, структурный психоанализ создавались под явным влиянием его курса, опубликованного в 1947 Р.Кено по записям самого Кожева (полностью были записаны три первых лекции курса 1937–38 и весь текст лекций 1938–39) и конспектам слушателей. Влияние Кожева прослеживается также, помимо философии Ж.Батая, романов Р.Кено и темы «смерти человека» у М.Фуко, в спорах о «конце истории» в 1980–90-е гг. (доклад С.Фукуямы и все работы о «пост-истории» последних десятилетий). В 1950–60-е гг. Кожев написал ряд работ по истории философии, целью которых была демонстрация закономерного движения европейской мысли к философии Гегеля. Наряду с ними посмертно были опубликованы и некоторые ранние рукописи Кожева, из которых наибольший интерес представляет его диссертация 1932 «Идея детерминизма в классической и в современной физике».
Сочинения:
1. Конкретная (объективная) живопись Кандинского. – «Человек», 1997, № 6;
2. Тирания и мудрость. – «ВФ», 1998, № 6;
3. Идея смерти в философии Гегеля. М., 1998;
4. Introduction à la lecture de Hegel. P., 1947;
5. Esquisse d’une phénoménologie du droit. P., 1981;
6. Essai d’une histoire raisonnée de la philosophie païenne, t. 1–3. P., 1968–73;
7. Kant. P., 1973;
8. Le Concept, le Temps et le Discours. Essai d’une mise à jour du Systeme du Savoir hegelien. P., 1990.
Определение 1
Диалектика – это направление философии и метод философского анализа, согласно которому бытие находится в состоянии постоянного развития, источник которого находится в противоречивых взаимоотношениях объектов бытия.
Идеалистическая диалектика Гегеля
Гегель один из самых выдающихся представителей немецкой классической философии, который отошел от метафизического понимания мира и представил его в качестве диалектической, саморазвивающейся системы. Одновременно Гегель отказался и от материалистической модели бытия, в его философской системе, реальным субъектом мира, исторического процесса выступает Мировой дух – полностью идеалистическая субстанция, развитие которой, представляющее собой процесс постепенно самосознания, проявляется через историю человеческого общества. При этом Гегель не связывает Мировой дух с какой-либо конкретной группой людей, нацией или народом, - Мировой дух объединяет все человечество, хотя на разных этапах своего становления в наибольшей степени проявляется в том или ином народе.
Для объяснения закономерностей развития Мирового духа Гегель сформулировал три основных диалектических закона:
- закон диалектической противоречивости, объясняющий причину развития, которая кроется в борьбе противоположных, но неразрывно связанных друг с другом явлений (борьба раба и господина);
- закон количественно-качественных изменений, раскрывающих механизм развития, заключающийся в постепенном накоплении количественных характеристик, которые затем меняют само качество объекта, придают ему новые свойства (труд освобождает раба);
- закон двойного отрицания, рассматривающий принцип преемственности, согласно которому противостояние противоположностей повторяется на каждом витке истории, но уже в новом качестве;
Движение Мирового духа, а соответственно и движение исторического процесса, детерминировано одной целью – полным самопостижением. В процессе развития самосознание Мирового духа становится все более полным, от растворенности в природе, в начале его пути, до совершенного самосознания в конце. Одновременно с самопознанием возрастает и степень свободы, что находит свое непосредственное отражение в реальном историческом процессе – по мере прогресса общества, человек становится все более свободным как внешне – физически, политически, экономически, так и внутренне по своему духу.
Так Гегель указывает, что для государств древнего востока была известна лишь одна свобода – абсолютная свобода деспота, в рамках античной цивилизации свобода оставалась правом отдельных личностей, с приходом христианства, установилось представление о том, что внутри каждого человека есть зерно его личностной, внутренней свободы, которое уже в эпоху Возрождение и Новое время переросло в понимание ценности свободы человека, как одного из естественных прав, присущих ему от рождения. Гегель предполагал, что в будущем человек обретет полную как внутреннюю, так и внешнюю свободу, что будет связано с установлением царства духа.
Место противостояния раба и господина в философии Гегеля
В рамках концепции диалектического развития Мирового духа, описанной в фундаментальном труде Гегеля «Феноменология духа» взаимоотношениям раба и господина отводится лишь несколько страниц, как закономерному эпизоду формирования самопознания духа, на одном из ранних его этапах. Вместе с тем, именно эта небольшая глава вызвала огромный резонанс как в обществе, так и в последующей философии и остается актуальной темой философских исследований по настоящее время. Не последнюю роль в этом сыграли критические комментарии Ницше, а также переложение идеалистического противостояния раба и господина в философии Гегеля, на материалистические реалии исторического процесса, в рамках формационной теории Маркса и положениях о классовой борьбе.
Согласно Гегелю не существует каких-либо предпосылок – сверхъестественного или же биологического характера – которые предопределяли бы положение человека как господина или раба. Распределение людей по данным категориям происходит в одномоментном акте столкновения двух самосознаний, в процессе которого одна из личностей проявляет готовность идти до конца в осуществлении своих целей и притязаний на лидерство, включая крайний риск, а другая переживает страх смерти за собственную жизнь. Первая личность становится господином, а вторая рабом, который испытывает страх перед ним и прислуживает ему.
Вместе с тем сами понятия раба и господина в философии Гегеля далеко не однозначны. Раб зависим от господина и осознает эту зависимость. В его жизни есть четкая цель и желание – преодолеть зависимость от господина, стать равным ему, сбросить оковы рабства, а потому кроме этих самих оков его больше ничто не сдерживает. Существование господина напротив адинамично. Перед ним нет перспективной цели, все к чему он стремится это сохранение текущего положения вещей, защита своего статуса господина, у нет выбора – он либо останется господином – либо погибнет. При этом если раб зависит от господина в силу своего страха и стремится преодолеть эту зависимость, то господин также зависит от своего раба, поскольку только наличие раба и делает его господином. Он не может ничего сделать с этой зависимостью, а лишившись раба господин вообще потеряет возможность представлять из себя хоть что-либо, он исчезнет.
Содержание противостояния раба и господина
Раб и господин объединены целой сетью диалектических связей:
- господин силен, а раб слаб;
- господин стремится сохранить свое положение, раб стремится преодолеть его;
- господин пассивен, раб стремится к развитию;
- господин не признает никого кроме себя, раб признает господина, но не признает себя самого;
- господин потребляет, раб производит и т.д.
Поскольку именно рабу принадлежит активная, преодолевающая роль, то Гегель связывает движение исторического процесса, именно с действиями рабов. Инструментом их борьбы, их саморазвития является труд. В то время как господин лишь потребляет уже готовые предметы, насыщая собственные желания и потребности, раб непосредственно взаимодействует с природой и посредством труда преобразует ее ресурсы в материальные блага для потребления господина. Раб вынужден сдерживать себя от удовлетворения собственных потребностей, от потребления природных благ в «сыром» виде, ради осуществления процесса переработки, и в через данный акт он развивает и совершенствует собственную волю и личность.
Господин не соприкасается с природой, от отчужден от нее трудом раба и его благами, раб же, который первоначально един и растворен в природе, посредством труда на своего господина, отделяется от нее и возвышается над ней, именно труд делает раба господином природы, и таким образом дает ему путь к изменению собственного состояния.
Замечание 1
Наконец рассматривая противостояние господина и раба Гегель указывал, что хотя раб хочет заставить господина признать его как равного, последний никогда не согласится на это. А потому разрешение их конфликта невозможно мирным, реформационным путем. Оно требует коренной ломки сложившихся устоев – т.е. революции.
Серьезную теоретическую попытку объяснения социальной природы антагонистических отношений предпринял великий немецкий философ Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770-1831). Получивший богословское образование, преподававший в гимназиях и университетах Германии, он создал целый ряд трудов, ставших классическими и вошедшими в золотой фонд мировой философской мысли, - «Феноменологию духа», «Науку логики», «Философию религии», «Философию права», «Философию истории» и др.
В известном разделе «Феноменологии духа» о господине и рабе Гегель попытался показать, что отличительной особенностью
отношений двух антагонистов является не столько вражда, сколько взаимная социальная зависимость. Оба субъекта, господин и раб, поставлены в объективные условия, где определяющую роль играют внеморальные факторы экономического и политико-юридического характера. Сознание того и другого подчинено нормативным требованиям, производным от их противоположных социальных статусов. Господин, при всей кажущейся свободе самоопределения и при том, что он является ведущей стороной, способной диктовать свою волю рабу и подчинять того своим желаниям, все же не обладает абсолютной автономией. Рукотворная вещная реальность, создаваемая рабом, - это то, без чего господин не мог бы существовать в качестве господина. Сотворенная, искусственно оформленная материя предоставляет определенную самостоятельность и рабу и господину. Первому она дает возможность проявлять себя и свою свободу в обработке предметов, а второму - возможность самоутверждения в процессе их распредмечивания, потребления. Но оба при этом оказываются в неравном положении.
Раб не способен относиться с позиций нравственности и права ни к господину, ни к самому себе. Будучи целиком зависимым от чужой, стоящей над ним воли хозяина, сознавая собственную гражданскую, моральную, юридическую неполноценность и униженность, он усматривает сущность только в бытии господина, но не в своем собственном. Точнее, свою сущность он обнаруживает в негации по отношению к господину. В этом негативизме тонут все нравственные мотивы и чувства, а остаются лишь страх и ненависть. Страх.перед наказанием и угроза насильственной смерти деформируют мировосприятие раба. И все же деструктивным началам противодействует сила, заключенная в производительной деятельности раба. В труде, выводящем материальные предметы из природного контекста в контекст культуры, рабское сознание выходит за свои пределы, возвышается над собой. Сознание собственной власти над материальной предметностью позволяет рабу ощутить свое духовное превосходство над господином, которому подобная власть недоступна.
Загрузка...
